Всем штормам назло - Страница 88

Вопреки всем правилам, рискуя перевернуться, он не только не убрал парусов, а прибавил их. Яхта понеслась, обгоняя соперников, неумолимо приближаясь к главному, «Варягу». У первого маячного судна она обошла «Варяг». Ветер продолжал набирать силу, а Унковский не убирал паруса. Вскоре «Ореанда» обогнула второе маячное судно, а когда она подошла к третьему, «Варяг» лишь подходил ко второму.

Ровно в семь часов вечера яхта бросила якорь у фрегата «Паллада». Все участники соревнования остались далеко позади. Эти гонки с волнением наблюдали со всех судов. Победителю с фрегата «Паллада» трижды прокричали «ура». Все его поздравляли. Иван Семёнович вспоминал об этом как о самом счастливом моменте своей жизни.

Царь лично вручил приз лихому моряку – большой серебряный позолоченный ковш, украшенный драгоценными камнями, для чего в сопровождении свиты прибыл на яхту. На одной стороне ковша была выгравирована надпись «Преуспевшему», а на другой – «В морских гонках 14 августа 1848 года». Николай I приказал передать ковш Лазареву. Царь велел сняться с якоря и взять курс на Петербург. Не доходя до мелководья, Николай I со свитой перешёл на пароход. Перед сходом с яхты он объявил благодарность команде, а Унковского обнял и поздравил со званием капитан-лейтенанта. Присутствовавший там адмирал Меншиков заметил, что Унковский всего лишь три года носит лейтенантское звание, а обычно в нем остаются по 10–12 лет. Царь с неудовольствием ответил, что своих решений не отменяет, и тут же приказал выдать всему экипажу «Ореанды» по годовому окладу жалованья. В общем, царская милость не знала границ.

Впрочем, это не помешало царю влепить выговор счастливцу за нарушение формы одежды. Оказывается, царь любил смотреть на корабли из зрительной трубы, и однажды утром, к своему возмущению, увидел Унковского на палубе в расстёгнутом сюртуке.

Капитаны остальных яхт дружески поздравили Унковского с честным выигрышем, восхищаясь смелостью маневров и умелым управлением парусами, а товарищеский обед, на который собрались все участники состязаний, превратился в сплошное чествование победителя.

Ему вручили серебряные эполеты штаб-офицера.

Самое приятное для Ивана Семёновича было то, что во дворец пригласили и его отца, который приехал из Москвы повидаться с сыном. Пребывание Унковского в столице совпало со свадьбой великого князя Константина, шефа морского флота. Обласканного царской семьёй капитан-лейтенанта пригласили во дворец на свадьбу. Царь не хотел отпускать Ивана Семёновича в осеннее плавание на такой «скорлупке». Зимовать в Кронштадте, вдали от друзей, Унковскому не хотелось. Он всё-таки добился разрешения вернуться на Чёрное море, упросив адмиралов ходатайствовать за него перед царём.

4 сентября, оставив в кронштадском госпитале двух заболевших холерой матросов, Унковский повёл «Ореанду» в море, к родным берегам. Знал бы он и остальные члены экипажа, чем обернётся этот путь! Погода стояла холодная, штормило. Отошли от Кронштадта достаточно далеко. На следующий день выяснилось, что весь экипаж охвачен эпидемией холеры. Скончались пять человек, в том числе и штурман, поручик Чернявский. Их похоронили в море. Через сутки скончались ещё двое. К концу недели способными выполнять обязанности оказались только три человека: Унковский, Дмитрий Бутаков и боцман. Втроём они управлялись с судном, заменяя двадцать девять человек, к тому же ухаживали за больными.

11 сентября яхта пришла в Копенгаген. Датчане сразу заподозрили недоброе, увидев на палубе большой яхты только трёх человек. Они запретили входить в порт и приказали уйти на карантин, в местечко Кане. Унковский попросил прислать врача, медикаменты, воду и провизию. Им доставили только продовольствие, и то в недостаточном количестве.

Тогда Унковский потребовал, чтобы привезли столько припасов, сколько им необходимо для плавания. Адмирал Лазарев был впоследствии крайне возмущён тем, что русское консульство даже не попыталось помочь попавшим в беду соотечественникам.

Прибывший датский офицер заявил, что если яхта немедленно не уберётся, то по ней откроет огонь береговая батарея. На что Унковский ответил: «Я судно своё сейчас же поставлю под батарею, чтобы артиллерия ваша не делала промахов, и дам вам случай отличиться военным действием. В таком случае заразительная холера не минует нации вашей, потому что судно будет на дне рейда, а утопшие трупы наши при морском ветре сообщатся с берегом». После нескольких часов размышлений портовые власти доставили остальное продовольствие, воду и врача. Врач подниматься на яхту побоялся. Он передал медикаменты и осмотрел больных издали.

Выдержав карантин, 19 сентября яхта снялась с якоря и снова отправилась в плавание. К счастью, больше никто не умер. Но и без того в экипаже недоставало одиннадцать человек: двух оставили в Кронштадте и девять умерли от холеры. Оставшиеся в живых были ослаблены после страшной болезни и с трудом возвращались в обычное состояние. По пути зашли в Плимут, где простояли пять суток. Следующую стоянку наметили в Португалии. Но на подходе к Лиссабону попали в жестокий шторм и потеряли бушприт (бушприт – наклонное или горизонтальное дерево, выдающееся с носа корабля, для отнесения центра парусности от центра тяжести судна). Остались качаться в океане, яхта не управлялась, входить в бухту боялись, чтобы не снесло на камни. От Лиссабона пришлось отказаться, направились в Кадис.

Месяц простояли на ремонте, затем в ноябре перешли в Гибралтар. Комендант английской крепости генерал Роберт Вильсон встретил Унковского, как родного. Оказалось, генерал участвовал в войне 1812 года в составе русской армии. Он пригласил капитан-лейтенанта к себе домой, представил жене и дочерям. Неизвестно, какие планы зародились в голове у старого стратега, но когда Унковского комендант стал под всякими предлогами задерживать в крепости и настойчиво приглашать ужинать дома с его семьёй, моряк насторожился. Вскоре он почувствовал повышенное внимание дочерей генерала, и всё стало ясно. Три переспелые девицы, самая младшая из которых была лет на десять старше Унковского, к тому же не самой привлекательной наружности, показались угрозой страшнее лиссабонского шторма. Иван Семёнович решил спасаться бегством.