Идти с новым докладом к царю – значит обеспечить головомойку не только министру. Своих постов лишились бы многие. Поэтому в министерстве началась бурная деятельность. Из Англии срочно доставили новый коленчатый вал. Гребной винт, погнувшийся на испытаниях, заменили снятым с фрегата «Громобой». Заменили ещё несколько узлов на машине, сняв их с судов, стоявших в Кронштадте. Унковского заверили, что все приведено в порядок, а начальство порекомендовало ему сосредоточить своё внимание на непосредственных обязанностях, подготовке личного состава, и вообще не стараться быть святее папы римского.
Вскоре на фрегат прибыл великий князь Константин, брат Александра II, который тоже успел, со слов подчинённых, доложить царю, что фрегат готов к плаванию. После его визита на судно комиссия кораблестроительного технического комитета дружно подписала акт приемки «Аскольда», и причём без всяких замечаний.
Фрегату устроили торжественные проводы. 27 сентября 1857 года, попыхивая трубой, он отправился из Купеческой гавани по назначению.
Едва отошли от Кронштадта, как труба пыхтеть перестала – вышла из строя машина. До Киля шли под парусами. Там был первый ремонт. Потом ремонтам потеряли счет, останавливаясь в каждом крупном порту. При каждом крепком ветре офицерские каюты, жилую палубу, лазарет заливала вода, сочившаяся из многочисленных щелей.
И что только не ломалось на фрегате! На экваторе открылась такая течь, что помпы, которыми и раньше постоянно откачивали воду, уже не справлялись с прибывающим потоком. Фрегат мог затонуть. Было уже не до учений и работ. Командир фрегата, несмотря на церковный праздник, отменил богослужение. «Нам, батюшка, не молиться надо, а фрегат спасать, а то и молиться будет некому», – отпарировал он попу, который, возмущённый, пришёл выяснять, в чём дело.
Орудия и все тяжести перетащили на нос, туда же перешла команда, люди повисли даже на бушприте (бушприт – дерево, выдающееся с носа судна). Корма поднялась, и показалось место течи. Унковский только зубами заскрипел, когда увидел дыры в гнилых досках. Помпы, откачивавшие воду из трюма, с таким же успехом могли перекачивать весь Атлантический океан.
Четырнадцать часов, стоя по пояс в воде на подвешенных крышках люков, плотники заделывали отверстия. К счастью, был штиль. Течь устранили настолько эффективно, что дошли до мыса Доброй Надежды. Там сделали ремонт в доке, а заодно частично очистили пространство между палубой трюма и обшивкой, забитое на заводе всяким мусором и дрянью – все это плескалось в воде, гнило и служило источником нестерпимого зловония, заполнявшего все жилые помещения фрегата. Окончательно удалось освободиться от этой зловонной грязи только в Нагасаки.
Первый же шторм в Индийском океане показал, что гнилым был не только корпус, но и мачты. Они сломались при первых же сильных порывах ветра. В одну из них свободно входил кулак, внутри она была совершенно трухлявая. С трудом дошли до ближайшего тропического острова, чтобы взять деревья для рангоута. Благо, спрашивать разрешения было не у кого. На беду, подходящие деревья росли далеко от берега. Пришлось прорубать просеку в лесу, кишевшем ядовитыми гадами и насекомыми. Люди и до этого болели от вечной сырости и скверного воздуха, а здесь еще от укусов насекомых подцепили тропическую лихорадку.
Один матрос скончался от укуса змеи. Потом почти каждый день хоронили в море моряков, умерших от тропических болезней. В таком состоянии фрегат прибыл в Шанхай. Там к лихорадке добавилась дизентерия. Смертность началась ужасающая.
Болезни не брали почему-то лишь Унковского и Збышевского.
17 июня фрегат прибыл в Печелийский залив. «Аскольд» должен был пополнить эскадру капитана 1‑го ранга Дмитрия Ивановича Кузнецова из трёх корветов и трёх клиперов, направленных в помощь адмиралу Путятину для заключения договора с Китаем. Помощь эта потом в истории называлась «политикой канонерок». Но и «Аскольд», и эскадра Кузнецова пришли к шапочному разбору. Ефим Васильевич заключил договор без угрозы русских пушек. Увидев, в каком состоянии экипаж, он приказал командиру перейти в японский порт. Это спасло экипаж от гибели. Аскольдовцам очень помогли голландский врач и японские врачи, хорошо знакомые с тропическими болезнями. Тем не менее на берегу похоронили 26 моряков. С мрачным юмором офицеры с других русских судов окрестили это кладбище, по названию оперы Алексея Николаевича Верстовского, «Аскольдова могила». Когда экипаж фрегата оказался способен к продолжению плавания, под адмиральским флагом «Аскольд» посетил Нагасаки, Симоду, Канагаву и Шанхай. Там Путятин расстался с экипажем и спустил свой флаг.
Во время перехода попали в такой ураган в Жёлтом море, что уцелели просто чудом. На фрегате были сломаны мачты и надстройки, повреждена носовая часть. Несколько суток офицеры и матросы почти без сна и пищи боролись за фрегат и собственные жизни. Снова пришлось делать длительный ремонт. Из экипажа уже умерло столько человек, что оставшимся пришлось работать за двоих. Не дай бог, ещё какая-нибудь эпидемия, и фрегат превратился бы в «Летучего голландца».
Любой моряк знает, что присутствие высокого начальства со свитой на судне сравнимо со стихийным бедствием. Только расстались с вице-адмиралом и его сотрудниками, как на фрегате взвился флаг генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-адъютанта графа Николая Николаевича Муравьёва-Амурского, который прибыл со своим штабом. В сопровождении парохода-фрегата «Америка», на котором находился его штаб, и трёх корветов Тихоокеанской эскадры он направился в Эдо для подписания договора. Когда Муравьёв-Амурский засобирался в родные края, произошло трагическое происшествие – разбойное нападение на группу русских моряков: мичман Роман Самуилович Мофет получил смертельное ранение, а сопровождавший его матрос Соколов убит на месте. Третьему человеку из группы, буфетчику Королькову, раненому, удалось скрыться в какой-то лавке. Генерал-губернатор поручил разобраться с этим делом командиру отряда судов капитану 1‑го ранга Андрею Александровичу Попову и убыл на пароходе «Америка» в свои владения. Попов перепоручил всё Унковскому и тоже отправился из Японии по своему плану.